- Скажи, Анастасия, как случилось так, что ты и прародители твои
в глухом лесу, от общества отдельно на протяжении тысячелетий жили?...

- Когда настали времена, и человечество не сотворять совместное,
а разбирать творенья Бога устремились, когда копье уже летело
и шкуры преданных зверей на теле у людей достоинством считаться стали,
когда сознанье всех менялось, и устремлялось по пути,
ведущему к сегодняшнему дню, когда не к сотворенью,
а к познанью устремилась мысль людская, вдруг стали люди разбирать,
как, вследствие чего, мужчина, с женщиной сливаясь,
великое удовлетворенье способны испытать.
Тогда впервые мужчины женщин стали брать,
а женщины себя мужчинам отдавать не ради сотворенья,
а для того, чтоб получить приятное двоим удовлетворенье…
На самом деле удовлетворенье от слияния только плотских тел
неполны, скоротечны. В деяниях лишь утешных
другие планы человеческого «я» участия не принимают…
Последствием печальных плотских тех утех являлись дети их.
Их дети были лишены осмысленных стремлений к цели
для претворения божественной мечты. И стали женщины рожать в мученьях.
И дети подрастающие в муках были жить обречены,
отсутствие трех планов бытия им не давало счастье обрести.
Так до сегодняшнего дня мы и дошли…

Одна из первых женщин, когда в мученьях родила свое дитя,
Увидела, что девочка новорожденная ее при родах
ножку повредила и такой хиленькой была, что даже плача звук не издавала.
Еще увидела та женщина, как тот, кто с нею плотскою утехой наслаждался,
к рожденью равнодушным оставался, с другою женщиной утехи стал искать.
И женщина, что стала матерью случайно, на Бога вознегодовала.
Грубо схватила девочку новорожденную свою,
От всех подальше, в лесную чащу, не обжитую людьми, сбежала.
В отчаянье остановившись, чтобы дыхание перевести, со щек своих слезу
рукой стирала, на Бога всякий раз слова со злобою бросала:
- Зачем в твоем, как ты считал, прекрасно мире есть боль, есть зло,
есть отреченье? Я не испытываю удовлетворенье,
когда на мир, тобою созданный, смотрю…
Безрадостен мне мир твой стал. Что за судьбу ты для меня избрал?
И почему уродливо, полумертво дитя родилось от меня?
Я не хочу, чтоб видели его. Нет радости во мне от созерцания такого…
Никто пусть не увидит дочь мою! А ты смотри! Смотри на те мученья,
что средь твоих творений происходят. Она не будет жить.
Я не смогу кормить рожденное дитя. Сжигает злоба молоко в моей груди.
Но ты смотри! Смотри, как много в мире, созданным тобой, несовершенства.
Пусть умирает пред тобой рожденье.
Пусть умирает средь творенья, что создал ты…

Со злобой и отчаяньем от девочки своей сбежала мать.
А девочка новорожденная, беспомощным комочком
едва дыша одна осталась на траве лесной.
Прамамочка далекая моя в той девочке, Владимир, и была…

Идущие с Земли Бог ощутил отчаянье и злобу.
Печаль и состраданье было в нем к рыдающей, несчастной женщине.
Но любящий ее, невидимый Отец не мог менять ее судьбу.
На женщине, в отчаянье бегущей, свободы, им же данной, был венец.
Сам каждый строит человек свою судьбу.
План материальный неподвластен никому.
Лишь человек один его хозяин полноправный.

Представить сможет ли хоть кто-нибудь, что чувствовал Отец наш Бог,
когда в Его лесу, среди Его творений новорожденное Его дитя тихонько умирало?

…Нет плотских рук у Бога. Все видящий, не мог он девочку
к груди своей прижать. Отдавший все, что может еще дать?
И тогда, Вселенную способный заполнить всю энергией своей мечты,
над лесом тем в комочек сжался. В комочек маленький, способный разнести
при быстром расширении вселенские все необъятные миры.
Он концентрировал над лесом энергии своей любви.
Любви ко всем своим твореньям.
Он воплощался через них в деяниях своих земных. И они…

Уж посиневших губ, в траве лежащей девочки коснулась
капелька дождя, и тут же теплым ветерком подуло.
Упала с дерева пыльца, и девочка ее вдохнула.
И день прошел, и ночь настала, а девочка не умирала.
Лесные твари, звери все, Божественной объяты негой,
ту девочку своим детенышем признали…

Шли годы, девочка росла и девушкою стала. Лилит могу ее назвать.
Когда она ступала по траве рассветом озаренной, «Лилит!» - все радостно кричало!
Лилит улыбкой озаряла и ласкала мир, Богом созданный, вокруг нее.
Лилит все окружающее принимала, как мать свою и как отца воспринимаем мы.

Уж повзрослевшая, она все чаще к краю леса подходила.
Тихонько прячась средь травы, кустов, она следила,
Как люди, так похожи на нее, какой-то странной жизнью жили.
Все больше от творений Бога отделялись, жилища строили,
ломая все вокруг, в шкуры зверей зачем-то одевались.
И восхищались, убивая Божью тварь, и восхваляли тех, кто убивал быстрее.
Из омертвевшего все что-то создавали. Еще тогда Лилит не знала,
что, из живого мертвое творя, при этом умными людьми они себя считали.

Свой взор она все чаще направляла на одного.
Среди других невзрачным он казался. Недалеко копье метал,
в убийствах неудачливым считался, задумчив был и часто тихо пел,
уединившись, мечтал о чем-то часто о своем.

Однажды вышла Лилит к людям. Живительных даров лесных собрав,
несла в сплетенной из лозы корзине она к людской толпе,
к стоявшим у убитого слоненка, о чем-то спорящим мужчинам.
И он был среди них, ее избранник. Ее увидев, замолчали все.
Собой Лилит прекрасною была. Стан обнаженный не прикрыв,
не ведала она, что у мужчин над всем желанья плотские уже преобладали.
Они к ней бросились толпой. Она, дары свои поставив на траву,
смотрела, как похотью глаза бегущих к ней горели.
Еще на расстоянии Лилит вдруг ощутила, как струн тонких ее души
волна агрессии коснулась. И, сделав шаг назад, она вдруг повернулась
и побежала от приближающихся воинов мужчин.

Гнались за нею долго, вожделением горя. Она легко бежала и не уставала,
а гнавшиеся потом обливались. Не суждено к Лилит им было прикоснуться.
Не знали те, кто возжелал прекрасное познать,
чтобы прекрасное познать, внутри себя таким же нужно обладать...
И воины от бега утомились. Из виду потеряв Лилит, обратно побрели
и заблудились. Потом дорогу все ж нашли.

Один в лесу блуждать лишь продолжал.
Устал, присел на дерево упавшее, запел. Лилит тихонько прячась,
наблюдала и слушала, как песню поет тот, к кому она стремилась,
и тот, кто среди всех других мужчин за нею гнался.
Пред ним все ж вышла в отдалении она, чтоб показать дорогу к его стану.
И он пошел, не побежал за ней. Когда до края леса так они дошли,
когда увидел он костры и стан свой, про все забыв, к нему бежать пустился.
Лилит твердила про себя и повторяла: «Будь счастлив ты среди других,
Любимый, счастлив будь. О как хочу, песню не грустную,
Счастливую твою услышать здесь, в моем лесу».

Бегущий вдруг остановился, в задумчивости к лесу повернулся,
потом на стан задумчиво смотрел и снова к лесу взор направил.
Вдруг он копье отбросил и уверенно пошел. Он шел туда,
где спрятавшись, Лилит стояла. Когда укрытие ее он мимо проходил,
не отрываясь вслед ему Лилит смотрела. Быть может взор любви его остановил.
Он повернулся и пошел к Лилит. С ней рядом встал, она не убежала.
В его протянутую руку свою ладонь, еще робеющую, возложила.
И вместе, взявшись за руки, они пошли, еще ни слова не сказав друг другу.
К полянке, где Лилит взрастала, шли поэт отец мой и прамамочка моя…

Шли годы, продолжался род. И в каждом поколеньи моих предков
стремленье хоть кого-нибудь обуревало прийти туда,
где жил другой народ, так схожий внешне, но с другой судьбой.
И шли они под видом разным. То среди воинов терялись,
среди жрецов, то как ученые стремились представать.
Поэтами, своей поэзией блистали. Они пытались рассказать,
что есть иной путь к счастью человека, что рядом тот, кто создал все,
лишь от него не надо закрываться в угоду меркантильной суете,
в угоду не Отцу, а сущностям иным не надо поклоняться.

Они стремились рассказать и погибали. Но даже когда женщина одна
или мужчина оставались, они своей любовью находили друга
среди живущих образом другим, и продолжали род, не изменявшийся
с первоистоков своими помыслами, жизни образом своим…